В 2021 году правительство утвердило 42 стратегических инициативы развития России — проектов, призванных повысить качество жизни людей и сделать нашу экономику более современной и гибкой. Одной из этих инициатив стала «Геология. Возрождение легенды». О том, почему развитие геологии может стать стимулом для экономического роста как отдельных регионов, так и всей страны, принести в бюджет триллионы рублей, а также, почему этого невозможно добиться без активного содействия государства, рассказал «Российской газете» глава компании «Росгеология» Сергей Горьков.
Сергей Николаевич, какие геологические открытия у «Росгеологии» были в последнее время?
Сергей Горьков: Я бы выдели два геологических события. В горах Кабардино-Балкарии мы нашли крупное месторождение золота. Запасы больше 90 тонн. Ему дано имя выдающегося геолога Бориса Константиновича Михайлова, который отстаивал позицию, что здесь могут быть залежи золота, и обосновал необходимость детальной геологоразведки. До этого считалось, что на Кавказе открыть большие месторождения золота невозможно, что остались только маленькие. В 2022 году месторождение будет выставлено на аукцион.
Второе значимое открытие — это Коскольское месторождение высококачественного каолина в Оренбургской области с запасами более 400 млн тонн. Каолин — это ценный минерал, белая глина, используется в целлюлозно-бумажной промышленности, в медицине, при изготовлении керамики. Это открытие, может быть, даже важнее первого. Если золота в России традиционно добывают много, наша страна — один из мировых лидеров по его добыче, то серьезных запасов каолина, считалось, здесь нет, и до сих пор мы его закупаем за границей. Вот такое импортозамещение. Кстати, в прошлом году уже появился инвестор для разработки одного из участков месторождения.
А что с нефтью и газом?
Сергей Горьков: Мы не занимаемся открытием новых нефтегазовых месторождений. Мы занимаемся поиском новых нефтегазовых провинций. Наши предприятия проводят региональные сейсморазведочные работы и глубокое параметрическое бурение, чтобы определить признаки наличия или, наоборот, отсутствия ресурсов углеводородного сырья. Только после этого начинается следующий геологоразведочный этап поиска месторождений, которым занимаются нефтегазовые компании, получившие лицензии на перспективные участки. А наши геофизики и буровики приходят первыми в будущие нефтегазовые провинции.
Можно ли оценить в деньгах значение геологоразведки для экономики России?
Сергей Горьков: Мы посчитали, какой вклад «Росгеология» внесла за последние 5 лет в поиск полезных ископаемых. Есть такое понятие — прирост ценности в недрах. Грубо говоря, это стоимость найденных ресурсов. За пять лет прирост составил 128 трлн рублей по нефти и газу, и более 20 трлн рублей по твердым полезным ископаемым. При этом затраты на геологоразведочные работы за этот период исчисляются десятками миллиардов рублей. Геология имеет самый высокий эффект мультипликатора — то есть вложения в нее стимулируют рост экономики во многих других отраслях. Один рубль, вложенный в геологоразведку, по нашим расчетам, дает эффект более 300 рублей по инвестициям в другие отрасли. Разработка открытых месторождений — это рабочие места, дороги, электричество, строительные материалы, заказы для металлургии, машиностроения, социальная инфраструктура и прочее. Поэтому в геологию нужно активно инвестировать, особенно в нашей стране, благополучие которой во многом построено на богатствах недр.
С недостаточным вниманием к геологии связано большинство сегодняшних проблем. Во-первых, старые запасы, еще советские, заканчиваются, во-вторых, очень долго никто не вкладывался в новые технологии для геологоразведки, и, в-третьих, нужно вырабатывать системный подход к геологоразведочным работам. Это должен быть конвейер, а не работа наудачу. Фактически, это безопасность нашей страны во всем ее многообразии, не только экономическая, но и военная и политическая. Нужно сделать геологию стратегической отраслью — не на словах, а на деле. И дело не только в экспорте углеводородов или собственных запасах редких металлов. Как пример, можно вспомнить критическую ситуацию с водой в Крыму. «Росгеология» за год прибавила к запасам подземных вод полуострова, которые оценивались в 300 тыс. кубометров в сутки, еще 100 тысяч кубометров.
Компания финансируется из бюджета?
Сергей Горьков: Из бюджета мы уже не получаем ничего. Кроме докапитализации в 2022-2024 годах, решение о которой было принято правительством несколько месяцев назад, мы работаем на общих основаниях. Роснедра объявляют тендеры на геологоразведочные работы, в которых мы участвуем. Если еще три года назад портфель «Росгеологии» на 60% составляли государственные контракты и на 40% коммерческие, то сейчас соотношение поменялось — по последним оценкам, в 2021 году у нас только 30% — госконтракты и 70% — коммерческие. При этом выручка растет. Это, конечно, хорошо для компании, но не очень хорошо для государства. Объемы вложений государства в геологоразведку падают.
А они должны расти? Разве геологоразведка не дело добывающих компаний, которые получают основную прибыль, разрабатывая недра?
Сергей Горьков: Наоборот. Необходимо увеличивать объемы государственного заказа на геологоразведку. В действующей стратегии развития геологической отрасли прописано, что к 2025 году государство должно полностью прекратить вкладывать деньги в геологоразведку. В нашей стране, где экономика очень сильно зависит от состояния минерально-сырьевой базы, прекращать государственные вложения в геологоразведку — абсурдно, как минимум.
«Росгеология» разработала новую Стратегию геологической отрасли страны. Сейчас идет обсуждение наших предложений в экспертной среде, и в скором времени мы представим наш вариант стратегии.
А с учетом усложнившихся задач по поиску новых месторождений полезных ископаемых инвестиции государства нужно наращивать. Необходимо создать механизмы, гарантирующие восполнение запасов. Государство должно определиться, какие виды сырья для него являются стратегическими и дефицитными, в разведку которых надо вкладываться в первую очередь.
Например, ясно, что надо вкладываться в нефть, ресурсы сокращаются, а новые месторождения требуют более сложных технологий. По газу у нас хорошие запасы, но бросать поиски тоже не надо. Необходимо сфокусироваться на дефицитных металлах, в том числе сырье для «новой экономики». Часть таких металлов мы сегодня импортируем. К примеру, марганец, вольфрам, литий, кобальт. Также нужно искать медь, которая приобретает все большее значение.
Кроме этого, необходимо создать систему мотивации, стимулировать недропользователей, чтобы они вкладывались в геологоразведку. Сейчас компании в основном занимаются разведкой территорий, находящихся вблизи уже разрабатываемых ими участков, а нужно идти на новые территории.
И как заставить коммерческие компании вести разведку территорий, где нет инфраструктуры, а перспективы туманны?
Сергей Горьков: Нужно поддерживать юниорные геологоразведочные компании, занимающиеся поиском новых перспективных участков недр. Рынок сам собой такие компании не создаст, поскольку нет стимулов для их работы. Мы активно занимаемся формированием экосистемы для юниорного бизнеса в геологоразведке — создали с партнерами Евразийскую юниорную биржу, венчурный фонд. Но необходима также законодательная поддержка — ведь сейчас нет даже законодательного определения юниорных компаний.
Новая стратегия должна учитывать особый статус геологии, она должна определить государственные приоритеты в геологоразведке сейчас и на будущее. И сделать это необходимо с учетом полного технологического обновления отрасли. Тогда она может стать локомотивом всей экономики. Показательно, что сейчас технологическим лидером в геологии является Китай, который полностью построил свою систему на наработках Советского Союза, и сейчас активно ищет полезные ископаемые для своей промышленности по всему миру.
При этом, если говорить о внешнем рынке, нашим преимуществом по-прежнему является огромный опыт геологоразведочных работ и база знаний по недрам многих стран Африки и Азии, в том числе Средней Азии и Монголии, и, если мы правильно расставим приоритеты, мы выиграем в конкурентной борьбе.
В Монголии много полезных ископаемых?
Сергей Горьков: Монголия очень богата полезными ископаемыми. На севере страны есть большие запасы металлов «новой экономики». Там, например, есть литий и уран. На юге есть запасы нефти и газа — больших месторождений углеводородов, по-видимому, там нет, но есть средние и малые. Мы с 2020 года выполняем работы в Монголии для ГОК «Эрдэнэт», обсуждаем проекты по поиску нефти. Мы рассчитываем на стратегическое партнерство с Монголией.
Должно ли государство инвестировать в морскую геологоразведку на шельфе?
Сергей Горьков: Ожидать больших открытий месторождений нефти и газа на суше уже не приходится. Добыча уже и сейчас смещается в Арктику — все перспективные запасы там. Что касается шельфа, без государственной поддержки его осваивать невозможно. Здесь дело не только в деньгах, но и в компетенциях, которые есть у немногих компаний. Предприятия «Росгеологии» выполняли около 80% всех поисковых работ на арктическом шельфе. Ждать там активной деятельности от добывающих компаний едва ли стоит. На данном этапе для них слишком рискованно вкладываться в эти весьма дорогие исследования. Но в дальнейшем многое будет зависеть от стоимости энергоносителей и технологических возможностей. Вполне возможно, что через некоторое время цены на энергоносители, а также новые технологии позволят рентабельно разрабатывать нефтегазовые ресурсы арктического шельфа.
У нас есть оборудование для геологоразведки на арктическом шельфе?
Сергей Горьков: Большая часть оборудования, к сожалению, импортная. В 2021 году «Росгеология» приступила к производству и испытаниям донных станций для сейсморазведки на шельфе. Они по всем параметрам лучше, чем импортные. Например, наши станции могут передавать устойчивый и качественный сигнал с глубины до 1000 метров, а импортные максимум с 600 метров. Но это только незначительная часть оборудования, которое необходимо для исследования шельфа. Причем по некоторым технологиям в России нет даже перспективных производителей.
В последние годы много было заказов на морские работы?
Сергей Горьков: В 2020 и 2021 годах объем заказов на морскую сейсморазведку на нефть и газ сильно сократился и в России, и за рубежом. Госконтрактов ни в прошлом, ни в наступившем году нет. Коммерческих заказов в 2020-м было два, в 2021 — один. Мы надеемся, что в 2022 году будет три. В январе наше судно начинает работы в Средиземном море по заказу итальянской компании. Но это не сейсморазведка, а инженерно-геологические работы, на которые спрос есть.
Давайте перейдем к итогам работы «Росгеологии» в 2020-2021 году. Их можно назвать удачными?
Сергей Горьков: В 2021 году, по предварительным данным, мы выросли по выручке на 22%. А в кризисном 2020 году при падении рынка нефтегазовой разведки на 70%, мы сократили выручку менее чем на 10%, и впервые за несколько лет получили прибыль. При этом в 2020-21 годах мы по сути готовили глобальный технологический поворот в отрасли. За три года проинвестировали в технологическое перевооружение предприятий более 10 млрд рублей, причем в самый сложный 2020 год — 4 млрд рублей.
С учетом того, что правительство поддержало нашу докапитализацию, а это приблизительно по 4 млрд рублей в течение трех лет, а в декабре мы утвердили собственную инвестиционную программу на 2022 год в 5 млрд рублей, мы выходим на общий объем инвестиций в 9 млрд рублей за один год. Таких инвестиций отрасль не знала с советских времен.
Динамику мы планируем сохранить — в ближайшие три года на техническое перевооружение и создание новых технологий будет направлено около 23 млрд рублей. Эти инвестиции, по нашим расчетам, позволят снизить износ оборудования до 50%, а в дальнейшем вернуть российской геологической отрасли технологическое лидерство в мире, которое она потеряла в 1990-е годы. Простых месторождений уже не осталось, а искать сложные «на авось» невозможно, нужны технологии, которые мы сейчас создаем. Самое важное сейчас — фундаментальное перевооружение отрасли.
Можно немного конкретики?
Сергей Горьков: Про донные станции я уже рассказал. По нашему заказу на заводе в Оренбурге была создана новая буровая установка для судна «Бавенит», которая уже пробурила в Арктике 8 пилотных скважин для «Газпрома». Кроме того, мы закупили самую мощную буровую тяжелого класса для бурения на суше, тоже отечественную. Она сейчас работает в Красноярском крае и уже пробурила более 2000 метров. Также на нашем заводе в Тверской области мы создали в этом году вибросейсмическую машину М3 с цифровой системой управления для поиска нефтегазовых месторождений. Это машина нового поколения, которая по ключевым параметрам опережает американские и французские аналоги. К машине уже есть коммерческий интерес со стороны российских и иностранных компаний.
Безусловно, для нас очень важным стало движение в сторону цифровой трансформации. Это касается не только утвержденной стратегии, но и практического использования в производстве технологий больших данных и блокчейн (непрерывная последовательная цепочка блоков, содержащих информацию, с возможностью обменом ею — РГ). В рамках цифровизации мы создали, например, планшет геолога для работы «в поле» и оперативного анализа информации. Он может до 8 часов работать при морозе 30 градусов и ниже, что не может себе позволить не один iPad. Он защищен от влаги, пыли и ударов, у него мощнейшая камера для детального фотографирования керна. Сейчас произведено уже 1000 планшетов, а в новом году мы планируем массовый выпуск этих устройств для геологов, немного доработав их эргономику.
Кроме того, мы создали беспилотные комплексы для аэромагнитной съемки. Они, кстати, могут работать не только для нужд геологии. Качество съемки этих аппаратов превосходит все известные иностранные аналоги. Дальность полета до 1000 км. Беспилотник может подниматься до 5 тыс. метров, нижняя планка полета — 50 метров. Аппараты не только прошли испытания, но уже выполнили несколько коммерческих контрактов. Мы представляли их на выставке Made in Russia. Планируем создать с партнером совместное предприятие, которое будет предоставлять услуги по аэрогеофизическим работам в России и за рубежом, обсуждаем заказы в Монголии, в Казахстане, в странах Персидского залива.
Это все сделано за 2021 год?
Сергей Горьков: Самое интересное, что разработку всех этих технических инноваций мы начали в кризисном 2020 году, в период затишья на рынке. Мы тогда решили, что надо вкладываться в новые технологии, без которых современная геология просто невозможна. Мы отобрали перспективные разработки, проинвестировали их при поддержке Минпромторга и Минцифры, и уже в 2021-м мы начали получать отдачу от этих инвестиций.
Что касается цифровой трансформации, она не ограничивается только вложениями в новые технологические решения. Технологии блокчейн мы используем при создании производственной системы, которая позволит нам уже к 2025 году перейти на смарт-контракты (программное выполнение соглашений, заключенных между двумя и более сторонами — РГ).
В декабре 2021 года мы заключили консоглашение с компанией Emerson — одним из мировых лидеров в разработке программного обеспечения для нефтегазовой отрасли. Уже в 2022 году «Росгеология» сможет локализовать как российскую линейку программных продуктов для геологоразведки Paradigm. На его основе мы сможем создавать софт для конкретных нужд отечественных компаний, занимающихся геологоразведкой на нефть и газ, в том числе собственные узкоспециализированные продукты для обработки геологической информации. По нашим оценкам, это позволит снизить импортозависимость отрасли в части софта для геологоразведки в нашей стране с 95 до примерно 50%.
Что нужно изменить в отрасли?
Сергей Горьков: С моей точки зрения, сегодня необходимо изменить стратегию развития геологической отрасли, о чем мы уже говорили, и построить правильную систему управления поиском и разведкой месторождений полезных ископаемых, потому что именно система дает результат. Вспомним легендарный советский период геологии. Все построено было системно, плюс объемы инвестиций.
Считаю, что очень важно возрождать именно системный подход в управлении отраслью, тогда это, безусловно, даст результат. Геология — вещь капризная, и во многом зависит от удачи. Поэтому главное — не надеяться только на удачу, а построить систему, которая с учетом теории вероятности все равно даст результат. Надо помнить принцип Парето (за 80% достижений отвечает 20% действий, все остальные усилия приносят незначительный результат — прим. РГ), который работает в геологии на 100 процентов.