С начала года в России начал действовать закон «Об ограничении выбросов парниковых газов», который является частью климатического регулирования в нашей стране. Оно в свою очередь призвано обеспечить переход российской экономики к устойчивому развитию. Этот тренд во всем мире получил название ESG. Снижение выбросов, участие в «зеленых» проектах и трансформация энергетики — эти тренды стали не просто модой, а необходимостью для участников международных рынков. ТАСС попытался выяснить, как новые нормы закона будут способствовать развитию отношений российских компаний с зарубежными партнерами, что изменится для предприятий в плане отчетности, повлияет ли закон на реальное положение с выбросами и что реально поможет их снизить.
Регулирование в сфере ESG
Объем выпуска «зеленых» облигаций в России к концу прошлого года, по оценкам экспертов, превысил 200 млрд рублей. Общий объем средств под управлением фондов, оценивающих соответствие принципам ESG (environmental — «экология», social — «социальное развитие», governance — «корпоративное управление»), по словам руководителя ESG-банкинга в ВЭБ.РФ Дмитрия Аксакова, в мире превысил $100 трлн в 2020 году и приблизился к $120 трлн в 2021 году.
С одной стороны, стремительный рост инвестиций в ESG-проекты — позитивный тренд, который позволяет государствам использовать частный капитал для перехода к устойчивой экономике. С другой — это риск образования так называемых ESG-пузырей, или «гринвошинга». Поэтому финансовые регуляторы и законодательные органы как на международном, так и на государственном уровне вводят требования по раскрытию ESG-информации, разрабатывают рекомендации и стандарты ESG-отчетности, а также вводят критерии и стандарты устойчивых проектов.
Осенью прошлого года в России была утверждена национальная таксономия «зеленого» финансирования и методологические рекомендации по проверке соответствия того или иного проекта «зеленым» критериям, разработаны стимулы для выпуска «зеленых» облигаций. Банк России осуществляет мягкое регулирование ответственного инвестирования через рекомендации по раскрытию нефинансовой информации, а также разработал дорожную карту ключевых целей в области устойчивого развития.
Еще одним шагом на пути к устойчивости российской экономики должен стать закон «О снижении выбросов парниковых газов», который подписан президентом летом прошлого года, а вступил в силу с начала 2022 года. Одновременно в России начинает действовать государственная система учета парниковых газов (ПГ). Соответствующее распоряжение правительства вступило в силу в конце прошлого года.
О законе
Закон вводит меры по ограничению выбросов парниковых газов. На первом этапе, как пояснил генеральный директор компании «Финансовый и организационный консалтинг» Виталий Дербеденев, должен быть налажен государственный учет ПГ. Для этого с 1 января 2023 года вводится обязательная отчетность для компаний, у которых объем выбросов углекислого газа составляет 150 тыс. тонн в год и более. С 1 января 2025 года перечень компаний расширится — отчетность станет обязательной для компаний, у которых объем выбросов углекислого газа составляет 50 тыс. тонн в год и более.
«На втором этапе будут установлены целевые показатели сокращения выбросов парниковых газов. На третьем — разработаны меры государственной поддержки деятельности по сокращению выбросов ПГ и увеличению их поглощения, а также организован рынок углеродных единиц», — пояснил эксперт.
Как отметили большинство опрошенных ТАСС экспертов, закон на сегодняшний день носит рамочный, декларативный характер и обусловлен стремлением России соответствовать глобальным трендам в сфере регулирования выбросов парниковых газов.
«Российская экономика традиционно привязана к рынку сырьевых ресурсов — сейчас за счет импорта углеводородов Россия наполняет 40% своего бюджета. И локализация международной повестки, связанной с углеродным регулированием, вполне закономерна. С 2023 года Евросоюз планирует ввести углеродные налоги, в том числе трансграничные, — по оценкам экспертов, потери России могут составить до 50 млрд рублей, что является очень веским аргументом в пользу климатической углеродной трансформации российской экономики», — считает CEO экосистемы устойчивых сервисов +1, президент «Лиги зеленых брендов» Анастасия Попова.
То, что механизм углеродного регулирования является серьезным вызовом для существующей экономической модели России, отметила и координатор проекта Posadiles.ru, учредитель и директор МЭОО «ЭКА», участник программы Global Partners Program МЭЦ и GenerationS Елена Горохова.
«Сегодня пока еще ущерб минимальный, но после 2026 года он уже будет весьма существенным. Причем снижение прибыльности может быть связано не только с дополнительными расходами на пограничную углеродную корректировку в ЕС, но и в целом с постепенным снижением спроса на уголь, нефть и нефтепродукты, а также газ вследствие декарбонизации мировой и европейской экономики», — отметила Горохова.
Оценка экспертов
По словам директора портфеля проектов ВИЭ Eurasian Resources Group Владимира Голубятникова, российский закон об ограничении выбросов создает основу для принятия конкретных мер для снижения углеродного следа. При этом, как считает управляющий партнер юридической фирмы «Родин и партнеры» кандидат юридических наук Артем Родин, потребуется еще принятие множества нормативных актов для создания инфраструктуры по реализации климатических проектов, выпуску углеродных единиц, их передаче, а также учету.
Один из недостатков нового закона, по мнению эксперта Международного центра устойчивого энергетического развития под эгидой ЮНЕСКО, генерального директора «Карбонлаб» Михаила Юлкина, в том, что он не содержит мер, направленных на реальное сокращение выбросов. «Упор сделан на добровольную реализацию компаниями-эмитентами так называемых климатических проектов, но никаких сколько-нибудь серьезных стимулов для этого закон не содержит. Правда, закон наделяет правительство РФ правом устанавливать ограничения на выбросы ПГ, в том числе по отраслям, но порядок установления таких ограничений и последствия для компаний-эмитентов в законе не прописаны», — подчеркивает Юлкин.
По его словам, заставить компании реально сокращать выбросы ПГ правительство скорее всего не сможет. «Фактически закон делает только одну вещь: он обязывает крупных эмитентов представлять отчетность о выбросах ПГ. Остальное — факультатив. А значит, серьезного влияния на выбросы принятый закон не окажет», — считает эксперт.
Сомнения в действенности закона в плане сокращения выбросов высказал и руководитель направления по водороду и энергоэффективности Центра энергетики Московской школы управления Сколково Юрий Мельников. По его словам, новая норма сама по себе не задает стимулов к сокращению выбросов ПГ в России, поскольку не предполагает введения ограничений (квот) по этим выбросам или ценообразования на них.
Более того, как подчеркнула Анастасия Попова, в вопросах углеродного регулирования и чистой энергетики Россия отстала от развитых стран примерно на 15 лет. За эти годы там успели создать углеродные биржи и ввести углеродное регулирование. «Это действительно способствовало сокращению выбросов: в северо-восточных американских штатах, где была введена углеродная биржа, таким образом удалось добиться сокращения выбросов на 25%, в Евросоюзе — на 40%. Очевидно, вступающий в силу закон будет рычагом, который запустит в нашей стране аналогичные процессы», — рассказала Попова.
Помогут ли новые правила привлечь новых зарубежных партнеров
Большинство из опрошенных ТАСС экспертов отметили, что вводимые правила учета выбросов ПГ скорее позитивно отразятся на работе российских компаний с иностранными партнерами. Однако, как подчеркнул Юрий Мельников, в данной ситуации отечественным предприятиям скорее нужна отчетность по международным стандартам. «И многие российские компании уже ей занимаются. Это касается и привлечения иностранного «зеленого» финансирования, и работы с инвесторами, и отчетности в рамках будущего трансграничного углеродного регулирования (например, CBAM на рынке ЕС), актуальной для российских экспортеров», — отметил Мельников.
Как подчеркнул Владимир Голубятников из Eurasian Resources Group, прозрачность информации о выбросах по всей цепочке поставок становится новой нормой. Производители конечной продукции требуют раскрытия соответствующих данных от своих поставщиков, вплоть до поставщиков первичного сырья, отмечает эксперт.
Это же подтверждает и Дмитрий Гусев. По его словам, «опыт компаний, взаимодействующих с иностранными, прежде всего европейскими, контрагентами, особенно компаний, листингующихся на биржах, показал, что западным инвесторам политика устойчивого развития и сокращения углеродного следа крайне интересна и важна для определения объекта инвестиций». Поэтому новые правила, как считает эксперт, однозначно будут способствовать повышению инвестиционной привлекательности российских компаний.
Готовы ли компании к новым правилам?
Уже сегодня многие компании, отчитывающиеся по международным стандартам, публикующие ESG-отчетность, имеют опыт оценки выбросов ПГ или даже внутренние службы, занимающиеся такой оценкой, отметил Владимир Голубятников. То, что введение новых правил не будет шоком для российских компаний, считает и зампредседателя наблюдательного совета ассоциации «Надежный партнер» Дмитрий Гусев: «Крупные российские компании достаточно давно уделяют внимание как целям устойчивого развития, так и снижению углеродного следа».
Однако «парниковые газы и методы сокращения их выбросов — новая тема для менеджеров, так что будет разумно предусмотреть инвестиции в повышение их квалификации через современные образовательные программы», считает представитель Московской школы управления Сколково Юрий Мельников.
Значимые вложения потребуются и на сокращение самих выбросов, отмечают эксперты. «Кто-то будет инвестировать в новые технологии, в более современное оборудование, кто-то предпочтет инвестиции в компенсационные мероприятия, кто-то будет вынужден приобретать углеродные единицы на рынке», — считает генеральный директор компании «Финансовый и организационный консалтинг» Виталий Дербеденев.
По словам члена Экспертного совета по ESG-трансформации Общероссийской общественной организации «Деловая Россия» Дмитрия Тортева, одни из самых больших вложений могут уйти на переход с традиционных на «зеленые» источники энергии. Но эти затраты может окупить более высокая инвестиционная привлекательность таких компаний для зарубежных партнеров.
«Есть заслуживающая доверия оценка вице-премьера Белоусова, что перевод экономики страны на более экологичные источники энергии потребует примерно 3,2 трлн рублей в год на протяжении 28 лет. Эта цифра — немногим меньше 3% нынешнего ВВП, таким образом, она вполне может сбалансироваться инвестиционной составляющей. Наши производства и технологии должны стремиться «зеленеть», а промышленность — получать высокие ESG-рейтинги, в результате это будет способствовать смягчению санкционного давления и повышению инвестиционной привлекательности», — считает Тортев.
Стимулы сокращения выбросов ПГ
Существующее климатическое регулирование не предполагает реальных стимулов для инвестирования в «зеленые» проекты, полагает Михаил Юлкин. По его словам, нужно создать спрос на такие проекты. А для этого необходимо обязать крупные предприятия сокращать выбросы ПГ или компенсировать их покупкой углеродных единиц. «Для этого необходимо ужесточать законодательство и создавать реальные экономические стимулы, в том числе с помощью цены на углерод, которая может иметь форму платы за выбросы или покупки прав (разрешений) на выбросы», — считает глава «Карбонлаб».
В свою очередь президент «Лиги зеленых брендов» Анастасия Попова считает одной из важнейших мер, стимулирующих компании сокращать выбросы, налоговые льготы для таких предприятий, систему «зеленых» закупок, в том числе на уровне госзаказов, а также инструменты «зеленого» финансирования. «Это и «зеленое» кредитование, которое сегодня в России развивается опережающими по отношению к рынкам развитых стран темпами», — отметила Попова.
В Центре энергетики Московской школы управления Сколково основным направлением для сокращения углеродного следа российской продукции считают повышение энергоэффективности. По словам представителя центра Юрия Мельникова, соответствующие программы государственной поддержки были практически свернуты несколько лет назад, а новые так и не приняты. Потенциально они «могут включать в себя целевые показатели энергоэффективности на долгосрочный период, облегчение механизмов энергосервиса, субсидирование процентных ставок и части затрат на реализацию энергоэффективных мероприятий, гранты и т.д.», считает Мельников.
Переход с угля и нефтепродуктов на природный газ, по словам эксперта, еще одна действенная мера во многих отраслях. «Для ее реализации было бы полезно расширение газораспределительной инфраструктуры с тем, чтобы природный газ стал доступнее для бизнеса», — полагает Мельников.
Есть ли будущее у нефти и газа?
Тренд на декарбонизацию и стремление к переходу на возобновляемые источники энергии поднимают вопрос перспектив традиционных ресурсов, таких как уголь, нефть и газ. Инвесторы все чаще отказываются от финансирования «грязных» технологий. По оценкам ряда экспертов, в ближайшие 30 лет отказ от этих источников энергии будет нарастать.
Несмотря на эти прогнозы, руководитель направления «Декарбонизация и климатическая политика» Центра энергетики Московской школы управления Сколково Екатерина Грушевенко утверждает, что углеводороды на протяжении ближайших 30–40 лет будут все так же востребованы.
«Однако стоит признать, что принятый курс на декарбонизацию значительно снизит их долю в мировом энергобалансе. Так, по прогнозам МЭА, в сценарии устойчивого развития доля нефти и газа к 2050 году снижается с 55 до 30%. Нефть при этом, хоть и значительно снижает свою долю в транспортном секторе (почти в два раза), сохраняет в нем свое доминирование. Также сохранится, а по многим сценариям будет расти спрос на продукцию нефте- и газохимии», — отметила Грушевенко.
В защиту традиционных источников энергии эксперты отмечают, что без угля, нефти и газа будет практически невозможно сохранить темпы роста экономик развивающихся стран. «У меня нет иллюзий, что чистая энергетика покрывает все потребности этих стран в необходимых энергетических объемах — безусловно, развивающиеся страны второй и третьей волны будут намного позже осуществлять энергопереход», — подчеркнула Анастасия Попова.
По словам Михаила Юлкина, в кратко- и среднесрочной перспективе спрос на углеводороды не только сохранится, но даже будет время от времени расти. «При этом следует ожидать общего повышения волатильности соответствующих товарных рынков и ужесточения конкуренции между различными поставщиками», — считает эксперт. Однако в долгосрочной перспективе, как подчеркивает Юлкин, места для угля, природного газа и нефти в мировом топливно-энергетическом балансе практически не останется. «Разве что природный газ имеет шанс сохранится, если соответствующие генерирующие мощности будут оснащены системами улавливания, переработки и захоронения углекислого газа (СО2)», — отметил глава «Карбонлаб».
О перспективах ВИЭ в России
Снижение спроса на традиционные энергоресурсы так или иначе приведет к снижению их экспорта из России. Чтобы не допустить снижения ВВП в этой ситуации и обеспечить дальнейший рост экономики, России придется сначала диверсифицировать, а затем и полностью перепрофилировать свою энергетическую отрасль с опорой на низкоуглеродные виды топлива и источники энергии, полагает Михаил Юлкин. «Это можно сделать на основе развития атомных технологий либо на основе развития ВИЭ и «зеленого» водорода», — отметил он.
Переход на ВИЭ сложно назвать новым трендом, он зародился еще в 90-х, а к 2003 году общая доля «зеленой» энергии в мировом потреблении достигла 2%, рассказал директор по правовым вопросам и корпоративным отношениям AB InBev Efes (производитель BUD, Stella Artois, Velkopopovický Kozel, Corona Extra и др.) Ораз Дурдыев.
«В нашей компании флагманы в переходе на ВИЭ — западноевропейские подразделения. Это объясняется политикой стран ЕС в части экологии и мерами государственной поддержки. К примеру, в Западной Европе выделяются значительные субсидии для перехода на ВИЭ. В России ситуация несколько сложнее. Доля солнечной и ветряной энергии несущественна — только 0,1%, хотя она активно развивается и растет год от года», — отметил эксперт.
По его словам, действующие в России госпрограммы стимулирования развития «зеленой» энергетики пока не производят «взрывного» эффекта. «На сегодняшний день функционируют только 100 солнечных и ветряных электростанций, для сравнения: тепловых в стране больше почти в 4 раза, и их мощности многократно превышают возможности солнечных станций и ветряков. В отрасль постепенно приходит и частное инвестирование, однако тоже не столь активно, как, например, в Европе», — пояснил Дурдыев.
По его словам, основная сложность перехода на ВИЭ в России — это низкий уровень господдержки. «Если в Европе действуют программы, по которым можно вернуть 30–40% инвестиций, то в нашей стране таких механизмов пока нет. Ситуация также осложняется бюрократическими процедурами — подготовка необходимых документов занимает около года даже при условии, что региональные власти заинтересованы в развитии ВИЭ», — подчеркнул представитель AB InBev Efes. Вторая причина, по его словам, в том, что ископаемые источники энергии в России дешевле других, поэтому переход на ВИЭ у нас экономически невыгоден.
«Несмотря на это, настрой у власти оптимистичный: в планах — к 2024 году увеличить долю «зеленой» энергии до 4–5%, снизив вместе с тем цену на ВИЭ и даже сделав ее дешевле, чем другие виды энергии, к 2030 году. Основания думать об успехах есть — капитальные затраты на строительство солнечных и ветряных электростанций и в мире, и в России стали ниже примерно в 2,5 раза. Поэтому есть надежда, что в ближайшие годы переход на ВИЭ перестанет быть чем-то диковинным и приобретет массовый характер для большого числа отечественных компаний», — подчеркнул Дурдыев.
Есть ли будущее у водородной энергетики?
Альтернативой как традиционным источникам энергии, так и ВИЭ может стать водород. И у России, по словам генерального директора компании «Финансовый и организационный консалтинг» Виталия Дербеденева, есть серьезный потенциал для производства «зеленого» водорода на ГЭС в ночное время, а также производства «желтого» водорода, то есть водорода, произведенного на АЭС.
«Водородные проекты, реализованные на ГЭС и АЭС, способствовали бы решению проблемы утилизации производимой энергии в ночное время и выравниванию энергетического баланса», — заявил Дербеденев.
В свою очередь Юрий Мельников отметил, что водород в России пока рассматривается прежде всего как энергоноситель для экспорта. «А в этом качестве он не приведет к сокращению выбросов парниковых газов внутри страны. В любом случае водород — это более дальняя перспектива, чем энергоэффективность или ВИЭ», — считает Мельников.
А промышленный эксперт кандидат экономических наук Леонид Хазанов выделил три основные проблемы, препятствующие масштабному производству «зеленого» водорода в России. Это отсутствие масштабного спроса на водород, дороговизна его производства и отсутствие инфраструктуры для его транспортировки.
Как рассказал Хазанов, стоимость водорода, получаемого с помощью электролиза, составляет $5–10 по сравнению с водородом, получаемым в процессе конверсии метана, его цена — $1,5-2. А что касается транспортировки водорода, то «по существующим газопроводам его еще ни разу не прокачивали на дальние расстояния, цистерны для его перевозки не изготавливаются из-за отсутствия заказов», отметил эксперт.
Тем не менее российские компании рассматривают проекты по выработке «зеленого» водорода в различных регионах. Минпромторг ведет работу по систематизации информации о производстве водорода на территории нашей страны и подготовил атлас российских проектов по производству низкоуглеродного и безуглеродного водорода и аммиака, в который вошли более 40 объектов по всей стране. Документ находится в свободном доступе на сайте Минпромторга РФ.