Мир делится на регионы, где каждый определяет, кто и сколько должен платить за углеродный след, но объединяться в единую систему никто не торопится.
Торговля квотами на выбросы СО2 становится все более важным фактором, который влияет на экспорт и импорт нефти и газа в разные страны мира. В некоторых государствах биржи по торговле подобным товаром работают уже более 10 лет, в некоторых запускаются только сейчас. Торговля идет не только так называемыми углеродными единицами, но и кредитами на них, когда одна компания перепродает неиспользованные квоты (поскольку не превысила допустимой нормы по выбросам) другой. Более того, в некоторых странах уже осуществляется торговля фьючерсами на квоты по выбросам СО2.
За последние 6 месяцев цена на все эти товары демонстрирует рекордный рост. К примеру, на лондонской бирже с декабря 2020 года по сегодняшний день стоимость фьючерсов на квоты по выбросам выросла почти в два раза.
Стоимость цены фьючерсов на квоты выбросов парниковых газов на Лондонской бирже последовательно поднималась еще с 2017 года, но серьезный рост начался именно с конца 2020 года.
При этом растет не только цена фьючерсов, но и стоимость самих квот, которые компании приобретают прямо сейчас. Особенно это заметно в ЕС. В мае 2021-го цены в Европейской Системе торговли квотами на выбросы углекислого газа, работающей с 2005 года, выросли почти в 2 раза по сравнению с уровнем до начала пандемии, достигнув €50 за 1 тонну парниковых газов. Денежный оборот в европейской Emissions Trading System (ETS) оценивается более чем в €51,4 млрд в год. Европейская Система торговли квотами стала образцом для создания аналогичных площадок в Калифорнии и ряде провинций Канады. Также в США действует система подсчета выбросов для энергетических компаний Regional Greenhouse Gas Initiative, распространяющаяся на восточные штаты страны.
В начале 2021-го Европарламент одобрил закон об углеродном налоге, который де-факто является пошлиной для импортных товаров в ЕС. Он же еще и позволяет бесплатно выдавать квоты на выбросы СО2 для европейских компаний. До 2023 года такой законопроект должна реализовать Еврокомиссия. Подобные инициативы в ЕС подстегнули цены на фьючерсы СО2 и теперь стимулируют рост стоимости квот.
Пока новый закон не заработал, предприятиям в ЕС приходится покупать постоянно дорожающие квоты, а это влияет на конечную стоимость их продукции и услуг. По этой причине европейские компании призывают быстрее ввести трансграничный углеродный налог, что сделает их продукцию в ЕС более конкурентоспособной.
В Еврокомиссии (ЕК) пока не сообщают, станет ли применяться углеродный налог к импорту нефти и газа в 2023 году, когда закон начнет работать.
На сайте ЕК лишь говорится, что «к июню 2021 года комиссия представит законодательные предложения по расширению полномочий EU ETS на различные сферы деятельности». В перспективе это может стать как раз тем механизмом, который обложит налогом импортируемые, в том числе из России, нефть и газ.
Это объективно подталкивает торговых партнеров Европы вводить внутреннюю торговлю квотами, чтобы перенести механизм уплаты за выбросы СО2 из Евросоюза на свою территорию. В настоящее время действуют 24 национальных и субнациональных рынка, где происходит торговля квотами на выбросы СО2. Еще около 20 таких торговых площадок находятся в стадии разработки. В 2021 году уже запущены три новых рынка — в Китае, Великобритании и Новой Зеландии.
Денежный оборот при торговле на этих рынках весьма серьезный. Китай запустил первую фазу своей национальной системы торговли выбросами, в рамках которой будет регулироваться более 4,3 млрд т выбросов от более чем 2000 электростанций. Вполне вероятно, что цены на квоты начнут активно расти, как только правительство КНР установит верхний предел выбросов и будет постепенно снижать его каждый год. В Новой Зеландии правительство в этом году уже установило такой лимит на общие выбросы из секторов, охваченных новозеландским ETS, в размере 40 млн т/г в период с 2021 по 2025 годы.
Британский рынок торговли квотами пошел еще дальше. Он перенес для английских предприятий плату за выбросы СО2 в Европейском союзе на территорию Англии. А с мая этого года британская система торговли квотами начала выдавать бесплатные разрешения на выбросы для английских предприятий сталелитейной и цементной промышленности, которые традиционно производят больше всех выбросов.
К концу этого года в Сингапуре планируют запустить новую глобальную биржу и рынок для углеродных кредитов при поддержке банков DBS (DBSM.SI), Standard Chartered (STAN.L), Сингапурской биржи (SGXL.SI) и государственного инвестора Temasek Holdings. Стоит добавить, что с 2005 года таких площадок в Азии становится все больше.
Подобные системы пытаются вводить на своей территории даже страны Восточной Европы. К примеру, с 1 января 2021 года на Украине должна была стартовать система мониторинга, отчетности и верификации выбросов парниковых газов. По состоянию на май система запущена, но первые результаты в форме верифицированных отчетов ожидаются до 31 марта 2022 года.
В России, в отличие от Китая, Швейцарии, Норвегии, Великобритании или Южной Кореи, нет договоренностей по синхронизации с европейской Emissions Trading System, впрочем, как и с иными системами других стран. РФ попросту не с чем их синхронизировать, поскольку еще нет своей ETS.
Только в январе этого года, согласно поручению вице-премьера Виктории Абрамченко (курирует в правительстве экологию), должен быть проведен эксперимент по торговле углеродными единицами (выбросами парниковых газов) в Сахалинской области. Очевидно, что этого не хватит, чтобы обезопасить, скажем, экспорт нефти и газа из России на европейский рынок, если Еврокомиссия все же решится обложить углеродным налогом эти поставки.
По этой причине в РФ появляются и другие инициативы. К примеру, первый вице-президент «Газпромбанка» Роман Панов в конце апреля заявил о готовности банка создать свою Электронную торговую площадку для торговли углеродными единицами. Пока что его предложение осталось без ответа, однако в этом же месяце глава Минэкономразвития Максим Решетников говорил, что углеродное регулирование в России заработает с 2022 г. Его базовые принципы закрепят в законе «Об ограничении выбросов парниковых газов». Основные положения такого закона:
- С 2022 года отчетность об объемах выбросов сначала должны предоставлять компании, у которых ежегодный объем выбросов составляет более 150 000 т эквивалента СО2;
- с 2024 года – более 50 000 т;
- еще позже – выделенные государством квоты на выбросы одно предприятие при необходимости сможет перепродать другому.
Однако остается открытым вопрос, будут ли другие страны признавать такие торговые площадки в РФ и не взимать налоги за выбросы СО2 с российских компаний, включая нефтегазовые? В данный момент чтобы сделать легальным проект по сокращению выбросов (если это не квоты, выдаваемые в обязательном порядке государством, а добровольное желание компаний уменьшить выбросы), используется набор действующих стандартов, разработанных организациями из Великобритании, Швейцарии и США.
| Компания | Расположение штаб-квартиры компании |
| Plan Vivo | Эдинбург, Великобритания |
| Gold Standard | Женева, Швейцария |
| American Carbon Registry | Арлингтон, США |
| Climate Action Reserve | Вашингтон, США |
| Verified Carbon Standard Program | Вашингтон, США |
| Voluntary Carbon Standard | Вашингтон, США |
Очевидно, что Россия в этом случае явно отстает от тренда. Впрочем, не стоит надеяться, что все эти компании охотно будут приглашать в свою систему сертификации квот на выбросы корпорации из других стран.
«Глобального рынка углеродных единиц, которые будут свободно перетекать из одного региона в другой, не будет. Да, сегодня уже есть и появляются новые площадки, где все активнее торгуют квотами на выбросы, включая СО2, и даже фьючерсами на них. Но это не значит, что такие рынки должны объединиться.
На примере европейской ETS мы видим, что такой рынок построен вокруг углеродных единиц, которые в первую очередь эмитирует именно государство, точнее даже, наднациональные структуры ЕС. При этом торговая площадка становится все более закрытой для сотрудничества с аналогичными системами из других стран. Наднациональные органы ЕС, чтобы удержать баланс на рынке (где квот из-за их относительной дешевизны становилось уже слишком много), решили даже ввести запрет на определенные типы проектов, например, на сокращение выбросов закиси азота или ряда полимеров», — говорит эксперт Международного центра устойчивого энергетического развития под эгидой ЮНЕСКО, гендиректор компании «КарбонЛаб» Михаил Юлкин.
Если вы хотите, чтобы ETS выполняла свое изначальное предназначение — стимулировала компании сокращать выбросы на вашей территории, нужно, чтобы углеродные единицы, во-первых, не были дешевыми, а во-вторых, их количество не должно превышать фактического объема выбросов в стране или регионе, где действует эта площадка. Иначе торговля квотами превратится в место для заработка, а не инструмент для реальной декарбонизации экономики.
«Теперь, когда цена на квоты и их фьючерсы поднялась, компании в Европе будут еще активнее заниматься декарбонизацией своей деятельности, а значит, рынок углеродных единиц станет еще более закрытым и бескомпромиссным.
Похожая система работает и в меньших масштабах. Например, штат Калифорния и провинция Квебек несмотря на то, что они из разных стран, создали свою локальную систему торговли выбросами, а также механизм, не пускающий энергетику из других штатов, если она не соответствует их экологическим нормам. Ваше производство или энергия выбрасывает СО2 сверх допустимого, а проекты не аккредитованы нашей системой? Тогда извините, нужно покупать квоту, и мы пустим вас на свою территорию. В Китае ETS тоже находится под контролем правительства, причем, если вы превысили норму, вы заплатите штраф, а в следующем году должны это превышение еще и компенсировать.
Во всех этих случаях «правила игры» на рынке квот определяет именно правительство. Разумеется, оно не позволит, чтобы кто-то из другой страны управлял или серьезно влиял на его ETS», — рассуждает Михаил Юлкин.
Единственное, где объединение систем торговли квотами реально — это программа Международной организации гражданской авиации CORSIA, констатирует эксперт. Ее суть — сократить выбросы углерода для международной авиации (если у авиакомпании с 2021 года и позже будет больше выбросов, чем в 2019–2020 гг., тогда она должна покупать квоты).
Михаил Юлкин напомнил, что есть и добровольные сокращения выбросов. Некоторые корпорации вроде Microsoft уже давно этим занимаются. Однако объем такого рынка не превышает $100 млн в год. Впрочем, даже в этом случае компаниям, чтобы хоть как-то легализовать закупки квот, нужна верификация. Этим занимаются компании вроде Voluntary Carbon Standard, которые на рынке уже долгие годы. Очевидно, что новым игрокам, включая российских, будет крайне сложно на него пробиться.
В РФ системы регулирования выбросов парниковых газов, которые используют рыночные инструменты, сами по себе смысла не имеют. Они необходимы, как инструмент, способствующий достижению конкретных целей по сокращению выбросов и — шире — по декарбонизации экономики.
«Если говорить конкретно, на Сахалине, где предлагают ввести систему регулирования выбросов, надо отрабатывать в пилотном режиме не ее, а перевод экономики региона на низкоуглеродную модель развития. Это может быть отказ от угля (и закрытие к 2030 году или раньше недавно построенной угольной ТЭЦ за счет развития ВИЭ-энергетики), от автомобилей ДВС, а также от нефти и газа (с развитием сектора производств, хранения и транспортировки «зеленого» водорода).
Частью механизма такой низкоуглеродной трансформации экономики региона может стать система торговли выбросами парниковых газов на основе квотирования выбросов крупнейших эмитентов. А без этой трансформации сама по себе такая система смысла не имеет», — резюмирует эксперт.
Все это значит, что российским нефтегазовым компаниям объективно придется подстраиваться под систему торговли с другими странами, при которой за углеродный след заплатят те, кто будет поставлять товар. «Зеленые» проекты у большинства ведущих нефтегазовых компаний РФ больше походят на простую оптимизацию производства, а не на целенаправленное сокращение выбросов СО2. Обзавестись инфраструктурой, гарантирующей улавливание выбросов, или вообще отказаться от газа и нефти ради, скажем, «зеленого» водорода — это технологический процесс, который займет годы и десятилетия, не говоря уже о расходах.
При этом никто не может дать российским нефтегазовым гигантам гарантий, что ETS, которая управляется госструктурами как в Европе, так и в Китае, с радостью признает российскую площадку по торговле квотами, ведь у каждой системы свои методы подсчета. Единого для всех стран механизма по мониторингу за выбросами не существует.
Даже западные нефтегазовые компании уже смирились с тем, что им будет проще приобретать углеродные единицы, чтобы не потерять своих покупателей. По данным McKinsey, около 2,6 тыс. таких компаний, включая ExxonMobil, Royal Dutch Shell, Equinor, ConocoPhillips и Total, уже сегодня закладывают в свои расходы на новые проекты покупку таких «зеленых индульгенций».
Это может внести некоторый хаос в мировую экономику, включая торговлю нефтью и газом. К примеру, компания хочет продавать СПГ, но не способна полностью декарбонизировать процесс добычи, сжижения и транспортировки газа. Она вынуждена покупать квоты на выбросы в стране или регионе, где работает ETS. При этом рассчитать доходы и расходы в условиях высокой волатильности цен на квоты и их фьючерсы, которую мы наблюдаем последние полгода, будет крайне сложно. Это обязательно отразится на ценообразовании того же СПГ или нефтепродуктов.
Однако выбора у компаний пока что нет. Стран, где запускают системы по торговле квотами на выбросы СО2, становится все больше.
Даже если руководство, скажем, Shell, «Газпрома», CNPC или Chevron примет эпохальное решение — полностью декарбонизировать свою добычу, нефте- газопереработку и транспортировку продукта, этот процесс займет годы, а соблюдать норму по выбросам нужно уже практически сейчас.
Покупка квот в этом случае — единственный выход в силу технических причин. Принуждение к такой политике подтолкнет нефтегазовый бизнес к вводу дополнительной надбавки на свою продукцию, чтобы компенсировать снижение экспортной маржи. Если компаниям это удастся, то государства, где работает ETS, будут получать от покупки углеводородов прибыль, а сами корпорации компенсируют свои расходы на квоты. В итоге расплачиваться за более высокую цену на нефть и газ будут потребители.
Такой сценарий уже происходит в других отраслях. К примеру, крупнейшая сталелитейная компания Tata Steel уже ввела углеродную надбавку в размере €12 на т стали, производимую в Европе. Надбавка, по утверждению Tata Steel, необходима для компенсации возросших расходов на выбросы СО2. В компании признают, что она может отрицательно сказаться на конкурентоспособности произведенной в ЕС стали. Крупные корпорации из других отраслей (от цементной до нефтехимической) даже предупреждают, что сильный рост цен квот на выбросы СО2 может лишить их средств для инвестиций в декарбонизацию. Очевидно, что нефтегазовые корпорации тоже могут столкнуться с похожей проблемой в будущем.
При таком сценарии торговля квотами делает продукцию, в том числе и нефтегазовую, дороже, что позволит некоторым государствам пополнить за счет этого бюджет. Но реальная кооперация стран при этом, как и фактическое сокращение выбросов, останется лишь на бумаге.
Илья Круглей
- Источник:Нефть и Капитал